Мария Мадьярова

«Сейчас, когда приближается 75-летие Победы в Великой Отечественной войне, будет очень уместно познакомить читающих с рассказом нашего земляка Еремея Айпина «В окопах, или Явление Екатерины Великой». Хотя могу предположить, что с ним многие уже знакомы. Рассказ этот включен в различные сборники, а югорские театралы пять лет назад поставили по нему спектакль, который имел успех у заинтересованной публики.

     События, описанные в рассказе, происходили в Венгрии, на берегу озера Балатон. Всего один эпизод, в масштабах войны, может быть, не очень значительный, но Айпина интересует судьба каждого конкретного человека, в том числе и на войне.

     «Расскажу о женщинах на войне», – так начинает свое повествование автор. На самом же деле речь пойдет об одной женщине. Мало кто знал ее настоящее имя, все называли ее Екатериной, Екатериной Великой. Такая ассоциация у бойцов возникла неслучайно:

     «Во время жуткого обстрела нашей позиции она шла по траншее, не обращая никакого внимания на свистящие пули и рвущиеся мины. И огонь противника, как будто сопровождая ее, огненным смерчем отступал перед ней, а вторая огненная лавина-завеса двигалась за ней, не догоняя и не перегоняя. Шла она, словно заколдованная. Я услышал, как два бойца, два бывших студента, разговаривали между собой. Один боец, чуть высунув голову из щели и, удивленно моргнув, сказал другому: «Смотри, плывет, как царица!».

     Она была радисткой. Удивляла всех своим бесстрашием, неприступностью, имела большой военный опыт: «Если нужно будет, установит связь с самим господом Богом...»

     И вот встречаются двое, они северяне. Айпин пишет: «Сибиряки на фронте – это особые люди. Быть может, нам было немного легче, чем другим. Ведь все мы выросли в суровых условиях Севера и привычны ко всем тяготам жизни. Привычны к холоду и голоду, уверенно стояли на лыжах и ориентировались на любой местности». Почти земляки, они сразу почувствовали симпатию и успели, к счастью (или к несчастью?), признаться в этом друг другу, забыв на время обо всем на свете. Но война напомнила о себе самым жестоким образом: девушка погибла, можно сказать, при нелепых обстоятельствах.

      Личную трагедию каждый человек переживает по-своему. Меня растрогали строки, где автор описывает состояние своего героя после того, как он узнал об этом.

     «Налил из фляжки в кружку, поставил на холмик и рядом опустился на землю. Посидел молча. Ночь опустилась на землю, и было необыкновенно тихо. Как будто не было войны. Я ничего не чувствовал, кроме огня, который клокотал внутри меня. Ни тела, ни мыслей. Ничего. Только клокочущий огонь. Огонь съедал меня. <…>

Мне хотелось, чтобы ее тело и душа вернулись ко мне, сюда, на это место, где мы с ней виделись и расстались утром. Ждал, чтобы вернулись ко мне, к мертвому или живому. <…> Тогда я не понимал, что мы уже находились в разных мирах. И не могли воссоединиться. Никак не могли. Мне надо было перейти в ее мир. И тогда бы все стало просто прекрасно. Так в томительном ожидании воссоединения я впал в забытье. И очнулся только утром, когда сырой туманный рассвет кое-как дополз до земли, до меня, до моей воронки-окопа».

     Я умышленно обошла вниманием рассуждения автора о том, как нелегко женщинам в военных условиях и с точки зрения быта, и с точки зрения «повышенного внимания» со стороны мужчин. Айпин называет эти вещи своими именами, не заботясь о том, какое впечатление они произведут на читателя. Признаюсь честно, мне читать эти строки было как-то неловко, но это – суровая правда войны, да и тема довольно щекотливая.

     Еще мне хочется сказать, что, читая книги о войне, мы отдаем дань памяти тем, кто воевал, кто остался там, на полях сражений, кто приближал нашу Великую Победу. Вечная им слава и вечная память!»

     Рассказ Еремея Айпина «В окопах, или Явление Екатерины Великой» можно прочитать на портале «Югра литературная»: ugralit.okrlib.ru.

     Читайте, будьте здоровы и счастливы!

Федра Патрик – английская писательница, ее книги (а написала она четыре романа) стали международными бестселлерами и были переведены более чем на 20 языков мира. Дипломированный художник по стеклу и маркетолог, она начала писать рассказы – и сразу выиграла несколько конкурсов. После этого целиком посвятила себя новой профессии и теперь занимается только писательским трудом.

Нетрудно догадаться, чем меня привлек этот роман. Мне всегда интересны произведения про библиотеки и библиотекарей, книжные магазинчики и читательские клубы, различные истории, связанные с книгами…

Главная героиня – библиотекарь, но работает она в библиотеке, что называется, на общественных началах. («Я книжный хранитель, – говорила она. – Волонтер в библиотеке».) На протяжении всего повествования пишет заявление о зачислении ее в штат. Марта любит людей (правда, с ними ей общаться довольно сложно в силу характера), но книги она любит больше.

«Войдя в библиотеку, Марта прикрыла глаза и вдохнула земляной, миндальный аромат книг. Имей она возможность упрятать этот запах во флакон, она бы пользовалась им как парфюмом, L’eau de la Bibloiothéque».

Казалось, что еще нужно для того, чтобы работа приносила радость и удовлетворение? Но не все так просто. Мне было интересно узнавать некоторые подробности библиотечной «кухни», находить сходство и различие с нашей практикой, в частности, удивило, что поступить на работу в библиотеку в этом провинциальном городке непросто, и хотя Марта давно завоевала хорошую репутацию своим отношением к книгам, читателям, мероприятиям, тем не менее чтобы принять ее на работу, нужно было еще решение библиотечного совета!

«Она помогала здесь уже четыре с лишним года, имела диплом по английской литературе, обожала книги и жаждала приносить пользу людям».

Пережив несколько потрясений (в том числе и расставание с мужем из-за того, что нужно было ухаживать за больными родителями), она отчаивается и не ждет от своей жизни ничего хорошего. Но отдушину все-таки находит и начинает помогать людям: стирает и гладит белье, ремонтирует одежду, ухаживает за аквариумными рыбками, комнатными растениями, общается с племянниками… И тут возникает другая проблема: не умея сказать «нет», она берет на себя гораздо больше обязательств, чем в состоянии выполнить. Загнав себя в угол таким образом, она понимает, что в жизни нужно что-то менять, но не знает, что для этого нужно сделать.

«А еще чем дальше, тем больше она обнаруживала, что дела ее не отпускают. Руки и ноги находились в постоянном напряжении – делать! спешить! – как у спортсмена в ожидании выстрела стартового пистолета. Да и к тому же перестань она хлопотать для других, что останется в ее жизни?»

Но как это часто бывает, сама жизнь подсказывает вариант. Ей в руки попадает книга сказок умершей бабушки с автографом, адресованным внучке. Здесь начинается главная интрига: дата дарственной надписи не совпадает с предполагаемой датой ухода в мир иной ее любимой бабушки Зельды. Марта пытается понять, что бы это значило. Мистика? Тайна семьи, которую она пытается разгадать, знакомство с новыми людьми – это придает ее жизни утраченный смысл и меняет все кардинально.

Сюжет делает головокружительный виток, повествование захватывает настолько, что не успеваешь осмысливать текст. А вопросы по ходу возникают. Оправдана ли ложь во спасение? Чем продиктовано неумение и нежелание прощать? Почему так трудно признать свои ошибки? Тем более что все это происходит между самыми близкими людьми!

В книге нет каких-либо оригинальных стилевых и языковых изюминок и находок (что я так люблю). В данном случае не работает мой посыл (не что, а как), в этой книге главное – сюжет.

Мне понравилось, что героиню все время сопровождают книги. Несмотря на то, что в детстве ей с сестрой отец разрешал читать только энциклопедии, она все-таки полюбила чтение и даже сама сочиняла сказки.

А вот библиотеки (помните, с чего все началось?) мне здесь не хватило. На мой взгляд, она присутствует в книге только как фон, для того, чтобы рассказать эту почти невероятную историю. Интересная деталь: в одном интервью автор признается, что библиотека, куда она приходила в детстве с родителями, была для нее особым местом, волшебным. Но передать эту свою любовь к библиотеке ей все-таки не удалось!

Но зато история рассказана очень вдохновляющая. По большому счету эта книга о том, что никогда не поздно поменять что-то в своей жизни – главное решиться на это. Ведь у Марты это получилось! Так хочется поверить в чудо!

В целом, повествование меня увлекло, хотя понятно, что на мировую классику книга не потянет. А провести несколько минут в обществе Марты Сторм и получить удовольствие – это реально!

Прочитать книгу можно в отделе обслуживания Государственной библиотеки Югры на 1 этаже.

Сегодня у нас в поле зрения «безумный норвежец», лауреат Нобелевской премии 1920 года, гений мировой литературы Кнут Гамсун и его роман «Пан».

События книги происходят на фоне суровой и прекрасной северной природы, и это накладывает свой отпечаток на персонажей, автор рассматривает человека и природу как нечто единое. Вот почему так часто картина душевного состояния героя связана с пейзажем, почти что одухотворенным, живущим своей внутренней, непостижимой жизнью. Кстати, именно эти страницы произвели на меня самое сильное впечатление.
«Летние ночи, и тихая вода, и нерушимая тишь леса. Ни вскрика, ни шагов по дороге, сердце мое словно полно темным вином. <…> А ночью вдруг распускаются большие белые цветы, венчики их открыты, они дышат. И мохнатые сумеречницы садятся на них, и они дрожат. Я хожу от цветка к цветку, они словно пьяные, цветы пьяны любовью, и я вижу, как они хмелеют».

Итак, перед нами история любви. Благодаря своему таланту Кнут Гамсун не скатывается до банальности. Его занимает не логическая, а психологическая, а порой даже мистическая связь событий. По стилю это мне напоминает прозу Куприна и Тургенева.

Повествование ведется от лица мужчины – это его любовь читатель переживает вместе с ним. Напряжение, с которым следишь за развитием событий, не отпускает ни на минуту. И здесь Гамсун остается верен себе: безумное состояние влюбленности побуждает его героя совершать безумные поступки, на первый взгляд необъяснимые. Вот он выбрасывает башмак своей возлюбленной в воду – и это выглядит невинной шуткой. А мотивы поведения, когда по его вине погибает молодая девушка, или когда он убивает преданную ему собаку, а тем паче – специально простреливает себе ногу, конечно, можно понять, а принять?..

Принять невозможно даже когда, наконец, приходит понимание, что герой романа таким образом самоутверждается, потому что не находит ответа на свои чувства. Любовь его не поддается разуму, он уже не ощущает препятствий, не чувствует никаких ограничений, не задумывается, к каким трагическим последствиям приводят его действия, не казнит себя.

Причем все это происходит с человеком, который очень тонко чувствует природу, у него «уютно замирает сердце», его может найти «беспричинная радость», он ощущает в себе способность «увидеть мозг мироздания, как кипит в нем работа!».

А еще это человек, я бы сказала, склонный к размышлениям:
«Видишь ли, Ева, надежда очень странная вещь, да, удивительная это вещь – надежда. Выходишь утром на дорогу и надеешься встретить человека, которого любишь. И что же? Встречаешь? Нет. Отчего же? Да оттого, что человек этот в то утро занят и находится совсем в другом месте… <...> Ева, поразительная это вещь – надежда. Вот я, например, все надеюсь, что забуду человека, которого не встретил нынче утром».
Казалось бы, так может чувствовать и переживать только сентиментальный человек, но таким героя не назовешь.

И еще одна цитата:
«Ночь как бескрайняя глубина. Я закрываю глаза. Скоро меня одолевает, меня проникает тишина, я уже не могу себя от нее отделить. Я гляжу на полумесяц, он висит в небе белой скорлупой, он возбуждает во мне нежность… Сердце мое рвется к нему и замирает. Так проходит несколько минут. Поднимается ветер, странный, нездешний, незнакомое дыханье. Что это? Я озираюсь – нигде никого. Ветер зовет меня, душа моя согласно откликается на зов, меня словно поднимают, я будто отрываюсь от самого себя, меня прижимают к невидимой груди. Слезы выступают мне на глаза, я дрожу. Бог стоит где-то рядышком и смотрит на меня. Так проходит еще несколько минут. Я оборачиваюсь, странное дыханье исчезло, и я вижу словно спину уходящего духа, он неслышно ступает по лесу, прочь, прочь…»

К плюсам произведения, несомненно, можно отнести очень красивый, почти живописный язык, а это уже немало.

Но вот финал… Для меня он оказался неожиданным, хотя, возможно, более проницательный читатель мог бы его предугадать. У меня остались противоречивые чувства после прочтения, скорее всего – это ощущение опустошенности и недоумения. Вот уж действительно, «источник и радостей наших, и печалей – в нас же самих».

Вывод, к которому приходит герой: «я могу жить только совсем один, в лесу». Тонкая и интеллектуальная отсылка к мифу о Пане многое объясняет, но и обескураживает: если ты такая чувственная натура, почему же причиняешь боль другим? Вынуждена признаться, что типаж, описанный Гамсуном, остался для меня загадкой.

Читайте, размышляйте и будьте счастливы!
Книгу можно взять в отделе обслуживания, 1 этаж, или почитать в электронном виде на ЛитРес.

(Свободная фантазия по мотивам жизни и творчества Марка Шагала)

Ну ладно, люди летают, это можно объяснить состоянием влюбленности, которое сродни состоянию полета. Но ведь у него летают и животные, особенно коровы, да еще в перевернутом виде. Вот этого я понять не могла, но очень хотелось. Интерес к художнику у меня усилился, когда я увидела расписанный им плафон Гранд-опера в Париже. Конечно, рассмотреть детали не удалось, но, как я выяснила потом, мне и не нужна была эта конкретика. Осталось незабываемое впечатление: потрясающий декор зала, неземная манера художника.

Пытаясь найти ответ, как можно все это сочетать, я иногда заглядывала в книги о Марке Шагале. И вдруг удача: мои коллеги анонсировали книгу Фридриха Горенштейна (автор с некоторых пор был мне интересен) «Летит себе аэроплан».

Совпадение – как в распространенном приеме в рекламе: два в одном. Но обо всем по порядку.

Это одна из последних книг прозаика-эмигранта Фридриха Горенштейна (1932–2002).

Уже из названия понятно, что автор повествует о жизни и творчестве Шагала, причем с момента его рождения и до самой смерти, то есть с 1887 по 1985 год. Знатоки обнаруживают в биографиях Горенштейна и Шагала немало общих черт: детство они провели в местечках (художник – в Витебске, прозаик – в Бердичеве), их одинаково критиковали представители «официального» искусства, оба испытали непринятие и непонимание современников, вынужденную эмиграцию.

Мне понравился авторский прием, когда повествование похоже скорее на сценарий, нежели на беллетризованную биографию. Но в этом есть своя прелесть, учитывая манеру автора, его умение создавать ощущение близости с героями, его чувство юмора, деликатность. Надеюсь, со мной согласятся любители еврейского юмора – немного печального, искрометного и не лишенного иронии. Страницы эти доставили мне особенное наслаждение.

«Сын мой, – тихо спрашивает Марка мама, – помнишь ли ты четыре вопроса, которые должен задать отцу?

– Помню, – шепотом отвечает Марк и произносит громко: – Отец, я хочу тебе задать четыре вопроса».

Проводя параллель между тем, что художник родился во время пожара, и жизненными обстоятельствами, в которых он оказался, автор не раз подчеркивает, что по-иному у его героя жизнь сложиться и не могла. Оригинальный художник был и в жизни большим оригиналом. И очень обаятельным. Горенштейн прекрасно передает его упрямство, самоуверенность, трогательную любовь к жизни и красоте, настойчивость и огромное желание если не быть признанным при жизни, то хотя бы зарабатывать на жизнь своим творчеством.

Автор пишет так, будто был свидетелем многих событий, изображенных в книге. Я даже поймала себя на мысли: а не были ли герои повествования друзьями? Ему удалось добавить многое к пониманию времени и конкретного человека. Перед читателем предстает совершенно живой мир захолустного Витебска, его обитателей начала века, мир художников во время революции, в конце концов, мир местечковых евреев и т. д. Написано талантливо!

Бытовая неустроенность, постоянные переезды, заботы о хлебе насущном, поиски жилья… Казалось бы, как в этих условиях можно заниматься творчеством? Но одержимый художник больше всего страдал не от жизненных неурядиц (хотя от них тоже), а от непонимания. Многие страницы книги посвящены отношениям Марка Шагала с родителями и женщинами, что выдает в нем натуру впечатлительную и чувственную.

Издатели тоже постарались, и получилась книга, которую хочется не только читать, но и просто держать в руках и разглядывать. Плотная бумага, текст сопровождается фрагментами картин Шагала: здесь и та самая летящая над Витебском пара, и корова с человечьими глазами, даже интимные отношения – все это создает какой-то особый «еврейский дух» грусти (эффект усиливается черно-белыми изображениями) и одновременно радости, хотя радоваться, конечно, героям особенно нечему: легкой и счастливой судьбы не было ни у кого. Но благодаря мастерству автора, нет ощущения безысходности.

Горенштейн детально описывает состояние художника, который, несмотря ни на что, продолжал летать в мечтах над крышами нетронутого революцией Витебска, продолжал изображать мир совершенно нереальными красками и стремился создать на своих полотнах сказочный и фантастичный мир.

«Не знаю, – сказал Шагал, – может, я вообще не художник. Я часто говорю себе: я не художник. Так кто же я? Не бык ли? Я даже подумываю напечатать этот образ на своих визитных карточках. Бык Шагал. Летающий бык рядом с летающей коровой. Чисто экспрессионистский образ».

«Сегодня здесь, в Сан-Поль-де-Ванэ, воздух моего детства. Витебский воздух. Хорошо бы в таком воздухе полетать!»

«Скажу вам по секрету: все свои картины я писал в полете. Я никогда не признавал закон всемирного тяготения. <…> Я верю пророку Илье, летающему пророку на белой колеснице».

Стоп! Не в этом ли кроется ответ на вопрос, который меня занимал долгое время? Не знаю, не знаю!

Почему-то подумалось, что есть какая-то связь (космическая?) между состоянием творческого полета, в котором пребывал художник, и обстоятельствами его ухода из жизни: умер Марк Шагал в возрасте 97 лет в лифте. Символично! Это был его последний полет!

Хочу обратить внимание на заглавие книги. В этом смысле примечателен спор с Малевичем, который утверждал: «В новом, переделанном аэропланами пространстве вашим ангелам, Шагал, делать нечего…» На что художник резонно отвечал: «Но пока будет существовать настоящая земля, независимо какого цвета: красного, синего, лилового, – над ней будут летать ангелы».

Квинтэссенция позиций двух художников выражена в следующем: у Малевича на картинах летают аэропланы, а у Шагала – ангелы, коровы и влюбленные…

Конечно, это заключение (может, слегка упрощенное) не искусствоведа, а прозаика Горенштейна. На самом же деле эта версия автором изложена весьма любопытно и убедительно. Но назвал-то он свою «свободную фантазию по мотивам жизни и творчества Марка Шагала» – «Летит себе аэроплан», и это, мне кажется, не случайно. Все-таки аэроплан, а не ангелы… Может, Горенштейну, как и герою Зощенко, не хватило «романтизьму»?

Уважаемые читатели! Если вам захочется разобраться во всей этой занимательной истории, то, уверяю вас, вы не потратите время даром, и, надеюсь, так же, как и я, получите невероятное удовольствие и от чтения, и от знакомства с таким нереальным художником.

Остаюсь верна себе и призываю: читайте хорошие книги и будьте счастливы!

Книга ждет вас в отделе обслуживания Государственной библиотеки Югры на 1 этаже.

В клубе «Литературные встречи» мы продолжаем следить за лауреатами литературных премий года. В короткий список «Большой книги – 2022» вошел документальный роман Сергея Белякова «Парижские мальчики в сталинской Москве».

Сергей Беляков – российский литературный критик, кандидат исторических наук. Довольно молодой человек, автор нескольких произведений об исторических личностях. Получил премию «Большая книга – 2013» за книгу «Гумилев сын Гумилева. Биография Льва Гумилева». Такова краткая информация для тех, кто еще не знаком с этим интересным автором. Любопытно, как произошла трансформация историка в литературного критика? Но сейчас не об этом.

Возвращаемся к «Парижским мальчикам…». Их двое: Георгий Эфрон (сын Марины Цветаевой) и Дмитрий Сеземан (сын философа Василия Сеземана, будущий известный переводчик). Мальчики не похожи друг на друга, но в их жизни есть немало общего... Оба родились за пределами России, попали в СССР в конце 1930-х годов, будут вместе гулять по предвоенной сталинской Москве и вспоминать оставленный ими Париж.

Мур (домашнее имя Георгия, и известно оно нам больше, чем его полное имя) и Митя станут друзьями. История полна живых деталей (это заслуга автора), основана на дневниках, письмах, воспоминаниях и других исторических документах. К слову сказать, Сергей Беляков интерпретирует дневники Георгия, которые вышли в издательстве «Вагриус» в 2007 году в двух томах. Это придает повествованию достоверность. Писатель в своих комментариях тех или иных событий очень подробно, детально рассказывает о предвоенной Москве, страницы эти доставили мне особое удовольствие.

В книге описаны бытовые подробности из жизни матери и сына в яркой и праздничной столице, их неустроенность, зачастую безденежье (жили на гонорары Марины Ивановны, но заработок был непостоянный). Кстати, про безденежье: понятно, что Георгий был неприспособлен к жизни, так же как и его мать, и все-таки удивляют (до некоторой степени) его жизненные потребности. Это был очень начитанный молодой человек, который пользовался библиотекой иностранной литературы (читал на иностранных языках, особенно на французском), ходил в театры, увлекался классической музыкой, любил джаз, гулять в московских парках, обедал (и не только!) в ресторанах, много времени проводил в обществе своего друга Мити и даже страдал от невозможности видеться. Георгий предпочитал хорошо одеваться; все, кто его окружал, видели в нем иностранца, «парижского мальчика». И все это требовало денег.

Сталинская Москва восхищала Георгия, ему нравилось все. Он очень хотел стать советским человеком и, как ему казалось, прилагал для этого немало усилий (в школе даже брал на себя социалистические обязательства). Но со временем это прошло.

Был у него и очень серьезный повод для огорчения: арест отца, Сергея Эфрона, и сестры Али. Георгий был твердо убежден, что это недоразумение и что скоро их отпустят. Но в какой-то момент наступило прозрение: «Их не отпустят, их всех расстреляют». Потому образ жизни молодых людей сейчас кажется немного странным: утром они шли в приемную НКВД с передачей для арестованных родных, а вечером могли сидеть в ресторане «Националь» или слушать Святослава Рихтера в Зале Чайковского.

Испытать им пришлось многое: аресты и гибель близких, эвакуацию, голод, Великую Отечественную войну, которую один из «парижских мальчиков» не переживет...

Сергей Беляков обошел молчанием уход Марины Ивановны из жизни и реакцию на эту трагедию Георгия. Вот тут как раз и возникает желание посмотреть сами дневники Мура. Несмотря на то, что автор не приводит в книге выдержки из них, я все-таки процитирую (запись от 31 августа – 5 сентября 1941 года): «За эти 5 дней произошли события, потрясшие и перевернувшие всю мою жизнь». Довольно сдержанная реакция, но удивляться не приходится, учитывая взаимоотношения сына с матерью. И только в начале 1942 года он напишет о своем одиночестве сестре: «Пока что я исключительно активно и интенсивно общаюсь… с самим собой. <…> Я никогда еще не был так одинок. Отсутствие М. И. ощущается крайне. Я вынужден, будучи слишком рано выброшенным в открытое море жизни, заботиться о себе наподобие матери: направлять, остерегать, обучать, советовать… Это тяжело и скучно».

Мне показалось оправданным, что Сергей Беляков не дает оценок характеру и поведению Георгия, не осуждает его (хотя, на мой взгляд, поводов для этого больше чем достаточно). Писатель просто отмечает его строптивость, ироничность, независимость, оптимизм и фатализм (оказалось, что это сочетается!), эгоизм наконец, который Сергей Беляков, приводя запись из дневника, называет принципиальным: «Я решил теперь твердо встать на позиции эгоизма».

На мой взгляд, автору стоило бы опустить некоторые подробности влечения Мура к женщинам, хотя тот очень часто писал об этом в своем дневнике. И не нужно было так много времени уделять его стремлению выглядеть элегантно, расписывать подробно его манеру одеваться, его меню. А вот подробности о том, какие книги он читал – это, наоборот, понравилось.

В общем, интересное, увлекательное чтение. Тот случай, когда оценивать повествование можно вне зависимости от эмоций, которые вызывает главный герой, – у меня они противоречивые.

В связи с этим припоминается один случай: читательница (преподаватель русского языка и литературы) возвращает рекомендованную мной книгу и возмущается: «Как могла понравиться книга, где герои не работают и не учатся!» В свое оправдание в очередной раз говорю, что оцениваю произведение не по поступкам героев, а по тому, как оно написано.

Надеюсь, книга «Парижские мальчики в сталинской Москве» будет интересна любителям жанра нон-фикшн и почитателям творчества Марины Цветаевой (хотя, справедливости ради, стоит сказать, что ей-то как раз в тексте отведено совсем немного места, но, отмечая 130-летие со дня ее рождения, будет нелишним прочитать этот документальный роман).

Книга занимает пока шестое место по итогам читательского голосования на присуждение премии «Большая книга – 2022». Посмотрим, что скажут эксперты.
Читайте хорошие книги и будьте счастливы!

«Клара и Солнце» – первая книга автора, которую я прочитала, хотя имя его на слуху. Кадзуо Исигуро – британский писатель японского происхождения, автор популярных романов, обладатель Нобелевской премии по литературе.

Впечатлений от прочитанного масса, попробую во всем разобраться. Скажу сразу, что сделать это непросто.

Книга об искусственном интеллекте. Повествование захватило меня, хотя я этой темой особо не интересовалась. Но информация о том, как работает вновь придуманный робот, стала настигать нас в последнее время все чаще и чаще. Мне кажется, мы пока всерьез не задумываемся, насколько уже близко время, когда искусственный интеллект начнет вытеснять человека. Что получится и к чему это приведет? Автор показывает нам мир недалекого будущего, которое действительно может стать нашей новой реальностью.

Хорошая задумка – показать взаимоотношения искусственного интеллекта и человека, и (внимание!) человек, на мой взгляд, здесь проигрывает.
На одном дыхании, что называется, мы проживаем историю искусственной подруги (ИП) по имени Клара. Клара – андроид предыдущего поколения (есть уже усовершенствованные образцы), думает и чувствует она, как ребенок: наивно, очень точно, нежно, с огромной любовью и стремлением к добру и справедливости. Это невинный, трогательный взгляд на мир.

Клара попадает в дом Джози и ее мамы, чтобы быть другом больной девочке-подростку. Главная задача андроида – помочь ребенку справиться с болезнью.
Мама Джози уже потеряла одного ребенка, а теперь, в случае смерти младшей девочки, готовит ей замену (роботизированную) и не скрывает этого. Хотя такое решение дается ей непросто. Похоже, центральная проблема в романе: возможна ли замена? И, главное, нужна ли?

Есть Рик, друг Джози. Ему закрыта дорога в большой мир: мама отказалась подвергать его процедуре форсирования, а значит, он не может на равных общаться с другими ребятами, отношение к нему открыто пренебрежительное. Он испытывает к Джози определенную симпатию, чувства у них обоюдные: «…Мы собираемся быть вместе всю жизнь», – признается она своей ИП. К сожалению, это так и остается детской мечтой.
При внешней простоте и даже наивности книга совсем не простая: здесь нужно думать, прислушиваться к себе, своим чувствам и эмоциям. У меня все время щемило сердце из-за бесчеловечного, бездушного отношения к Кларе: да, она робот, но думает, переживает и, главное, сопереживает… А грусть и радость андроид ощущает даже больше и глубже, чем люди вокруг. Меня все время не отпускала мысль: почему они такие бездушные, не задумываясь, обижают Клару, им даже в голову не приходит, что так поступать нельзя.

Тот случай, когда ты вовлечен в действо настолько, что пропускаешь все через свое сердце. Сравнимо, например, по эмоциям, которые переживаешь, читая классические произведения с участием животных (здесь и Жучка, и Каштанка, и Бим).

По Исигуро, если очень верить в то, что может принести пользу, – все получится. Хотя история, прямо скажем, не реальная. Но и фантастикой ее не назовешь. Да, наивно уповать на высшие силы, даже если цели благородные. Клара преклоняется перед Солнцем, ведь то заряжает ее батареи. Верит, что именно оно способно вылечить Джози. Так трогательно наблюдать за Кларой, когда она раз за разом обращается к Солнцу с просьбой помочь девочке: «Зная Твою великую доброту, я решаюсь попросить Тебя задержать Свое движение еще совсем ненадолго. Чтобы выслушать еще одно предложение. Допустим, я сумею порадовать Тебя чем-то особенным. Сделать для Тебя что-то чрезвычайно приятное. Если у меня это получится, не согласишься ли Ты взамен проявить к Джози особую доброту?» И у нее получилось! Конечно, ей самой пришлось приложить для этого немало усилий!

Еще одна тема – тема выбора: сделать или не сделать доброе дело. Общеизвестно, что настоящая доброта – это когда ты готов отдать то, в чем нуждаешься сам. Вот и Клара принимает непростое для себя решение: для спасения Джози она, можно сказать, приносит часть себя в жертву, хотя осознает, что начнет функционировать хуже и станет уже непригодна.
«Я знаю, как сильно Солнце не любит Загрязнение. Как оно печалит и сердит Тебя. И вот, я видела и определила машину, которая его создает. Допустим, я смогу каким-нибудь образом отыскать эту машину и разрушить ее. Чтобы положить конец Загрязнению. Согласишься ли Ты взамен оказать Джози особую помощь?»

По репликам, некоторым зарисовкам и незначительным деталям мы понимаем, в каком мире оказались: обстановка напряженная, люди теряют рабочие места, поэтому негативно настроены против множества андроидов. Автор подробно это не описывает, но ему и не требуется. Того, что нам предлагают, достаточно, чтобы прочувствовать проблемы отдельных людей. И если у читателя возникают некие параллели, значит, автор своей цели добился.

Но все же в книге остаются белые пятна: не совсем понятно, что за резервации, в которых живут вчерашние специалисты; почему детей необходимо искусственно форсировать; на что обречены те, кто форсирован, и какие опасности таит процедура. Об этом остается только догадываться.

За пределами моих размышлений остались не очень благополучные семейные истории. И Джози, и Рика мамы воспитывают одни, без отцов. Выясняется, что не все может решить искусственный интеллект: например, добрые отношения между членами семьи, отношение к детям, где главную роль играет все-таки любовь. Вопросы, которые поднимаются в книге, далеко не банальные, и ты еще долго думаешь о любви, возможности или невозможности понять другого, самопожертвовании, серьезных этических проблемах.

Ясно одно: тема очень сложная, ведь искусственный интеллект (хотели бы мы этого или нет) затронет все сферы нашей жизни. Дело в степени его человечности?

Книга создает настроение. Какое? Предчувствие глобальной беды – картина достаточно пугающая, развязка наступает только в конце. Повествование держит тебя в напряжении, ощущение приближающейся катастрофы не отпускает ни на минуту. Не совсем понятно, каким образом автор этого достигает, ведь он не углубляется в детали, создает только общий фон, намеки… Но с каждой страницей напряжение нарастает. Ожидание заставляет волноваться, откуда же ждать беду.

И, в заключение, еще одна эмоция. Внешне благополучный исход оптимизма не добавляет, все так неустойчиво и шатко: кажется, автор сам не уверен, что с его героями в дальнейшем не произойдет ничего плохого. Нет такой уверенности и у читателя!

Книгу рекомендую тем, кто любит читать неспешно, «с чувством, с толком, с расстановкой», размышляя, анализируя и получая удовольствие от тонкой и интеллектуальной авторской манеры.

Книгу можно взять почитать в отделе обслуживания, 1 этаж.

И снова Евгений Водолазкин, на этот раз с романом «Чагин». Признаюсь сразу: до сих пор после прочтения не могу определить, чего же я больше получила – удовольствия или разочарования. Возможно, и того и другого поровну.

Удовольствия – от авторской манеры повествования. Почему-то всегда помнилось, что автор – доктор филологических наук, но кто он больше – ученый или писатель?

В заслугу ему могу поставить умение закручивать сюжет, находить в нем необычные, интригующие ходы, живописать, заниматься эквилибристикой слова.

Что же касается сюжета…
Он, как всегда у Водолазкина, не жизненный, может даже надуманный. Но мы ведь знаем, что автор имеет право на художественный вымысел, на создание так называемой второй реальности. Не может же Водолазкин просто взять и банально описать жизнь своего героя! Хотя, по сути, именно этому и посвящен роман.

Однако пора представить Чагина. Автор начинает с похорон героя. А потом знакомит с ним с помощью его дневника, которым занимается коллега-архивист. Дневник написан в старомодно-канцелярском стиле: как представляется, коль скоро, следует признать, притча во языцех, паче чаяния. И становится понятно, что это замкнутый, несовременный, книжный человек. И имя странное: Иси́дор. Человек очень своеобразный, главная его особенность – феноменальная память. А вот дар это или дополнительные неудобства (трудности) в жизни? По Водолазкину, скорее, второе. Эта способность как раз и оказала Чагину медвежью услугу.

Напрашиваются размышления о свойствах человеческой памяти. Плохое помнится дольше хорошего? Не замечали ли вы, что мы с трудом можем вспомнить радостные моменты нашей жизни, а вот обидные слова, нелепые ситуации, неблаговидные поступки вспоминаются гораздо легче? Получается, что у счастья и радости просто нет памяти.

Исидор обладает способностью запоминать (фотографировать в памяти) все, что попадает в поле его интересов, при этом, естественно, не может забыть (хотя старается, а к концу жизни даже учится этому) и простить себе предательства. Не прощают его ни тот, кого он предал, ни его невеста.

Видимо, чтобы поведать нам историю предательства, автору пришлось ввести в повествование некоего Генриха Шлимана и его «открытие» Трои, Даниеля Дефо, тайных агентов и других не менее экзотических персонажей.

В романе несколько человек рассказывают об Исидоре Чагине. Коллега, изучающий его дневник, начинает узнавать о нем некоторые подробности у тех, кто его знал, в частности у чагинской соседки. Жизнь обычного заурядного человека: рос без отца, учился в школе в Иркутске, окончил высшее учебное заведение в культурной столице. Это самая реалистичная часть книги, здесь все события датированы, подтверждаются архивными материалами.

«Ведь это только кажется, что дневник пишут для себя. Его пишут – для других. Всякий, кто ведет дневник, надеется, что его прочтут».

Параллельно возникает история самого исследователя, Павла Мещерского, которая так тесно переплетается с жизнью мнемониста, что порой трудно понять, о ком идет речь. Наверное, это неслучайно, и автор вкладывает сюда определенный смысл. «Изучая эту жизнь, необычную и по-своему трагическую, я стал смотреть на нее изнутри». Сроднился.

Во второй части книги сотрудник библиотеки (работает в отделе охраны) Николай Иванович повествует про тайную работу Исидора, связанную с выполнением задания по возврату книги, которую то ли продали, то ли подарили Британской библиотеке. Необходимо внедриться в ее штат и попытаться выкрасть раритет. Только непонятно, удалось это Чагину или нет? Изложение поведения агента очень похоже на записки сумасшедшего.

Нереальность происходящего хорошо иллюстрирует одно из высказываний мнемониста: «…События жизни человека не являются чем-то от него неотделимым… есть ведь случайные поступки? События, которые душе… не соответствуют. И тогда душа просит иных событий. И начинает вспоминать то, чего с ней никогда не было». Так было или не было?

И вот автор, наконец, дает возможность читателю передохнуть. Начинается самый увлекательный и веселый период – выступления Чагина на сцене с мнемотехническими номерами. Но их описание сильно проигрывает предыдущим историям, несмотря на то, что появляется доброжелательный рассказчик. Понятно, что жизнь человека порой непредсказуема, искать в ней логику затруднительно. Похоже, автор решает какую-то свою сверхзадачу и в этот момент, мне кажется, вообще забывает про читателя. А у того вновь возникает вопрос: для чего?

И все-таки удивительное сочетание реальности и фантазии, предательства и благородства, добра и зла, сарказма и доброго юмора, любви и нежности, смирения и честности выдает в Водолазкине маститого писателя.

Чтобы вы оценили авторскую манеру, приведу цитату: «Появление в речи Николая Ивановича не свойственных ему слов воспринималось как риторический прием. Слова сентенция, ипостась, отнюдь, изрядно, коль скоро и грядущее первое время не отменяли любимых им крепких выражений. В некотором отношении они их даже оттеняли и усиливали. <…> В каком-то смысле происходившие с ним метаморфозы можно было считать естественным влиянием этого учреждения [мы помним, что работает он в библиотеке]. <…> Сотни тысяч книг, собранных в одном месте, имеют свою энергию. <…> Значительные книжные собрания способны формировать личность. Говорят ведь, что даже движение вдоль книжных полок само по себе благотворно [это во мне заговорил библиотекарь!]».

Водолазкин не изменяет себе: здесь, как и в других его книгах, точно и всегда кстати много философских, культурных, филологических отсылок, параллелей, цитат. Ну и, конечно, недосказанности. Значит, есть над чем поразмышлять.

Окончание романа меня порадовало. Многое прояснилось, стало как-то душевно и комфортно – и дело даже не в том, что «хорошо то, что хорошо кончается»… а в чем-то другом. Просто сразу захотелось сказать близкому человеку хорошие слова!

Может, ради этого и стоит прочитать роман Евгения Водолазкина «Чагин»! И если вы умеете и любите читать между строк, вам он точно понравится!

Книгу можно почитать на ЛитРес:  https://www.litres.ru/book/evgeniy-vodolazkin/chagin-68322223/
Читайте и будьте счастливы!

Сегодня я не буду рекомендовать к прочтению книгу, с которой хочу вас познакомить. Сами решите, читать её или не читать. Что за интрига и для чего тогда этот разговор? Дело в том, что речь пойдет о книге Пьера Байяра «Искусство рассуждать о книгах, которых вы не читали».

Пьер Байяр – автор почти двух десятков книг, специалист по литературоведческому эпатажу, знаток психоанализа, философ, преподаватель. Очень любопытный автор, если судить по названиям книг и темам, которые он затрагивает. Сразу возникает желание что-нибудь из этого почитать.

В аннотации к этой книге читаем: «Искусство рассуждать о книгах, которых вы не читали» – это весьма неожиданные соображения о чтении. Вместо стандартной пары «читал-не читал» – автор выделяет несколько типов общения человека с книгой: ее можно пролистать, узнать содержание от других, и иногда, наоборот, хорошо прочитанную книгу можно начисто забыть».

Не отказывая человеку в праве не только иметь своё мнение о непрочитанной книге, но и высказывать его, Пьер Байяр разбирает ситуации, в которых нам приходится говорить о непрочитанных книгах, и предлагает способы выйти из положения с честью. Он убедительно доказывает, что, «вопреки распространенному мнению, можно вести увлекательную беседу о книге, которую вы не читали, в том числе с человеком, который ее тоже не читал». Ситуация кажется абсурдной? Вовсе нет! По мнению автора, это и есть искусство.

Хотя у подобного обстоятельства могут быть и другие последствия. Стоит вспомнить один очень показательный пример. Приглашаю совершить со мной экскурс в недалекую историю отечественной литературы: когда Борису Пастернаку присудили Нобелевскую премию за роман «Доктор Живаго», нашлось очень много людей, которые заклеймили автора. Обвинения их начинались со слов: «Я роман, конечно, не читал, но автор… (и начиналась «непереводимая тарабарщина»). Конечно, это совсем другая история и к Байяру не имеет никакого отношения (что называется, к слову пришлось).

А сейчас давайте проведем небольшой тест, предложенный автором: что «вы испытываете, когда в вашем присутствии заходит речь о книге, которую вы не читали: чувство вины, желание прочитать или вам достаточно услышать о ней отзывы?». Можете ли вы, например, признаться, в том, что не смогли осилить книгу Д. Джойса «Улисс», в то время, когда она является признанным мировым шедевром? (Я признаюсь). И мне, надеюсь, это ничем не грозит.

Зато автор приводит пример, когда откровенность такого рода сыграла с человеком злую шутку: «Говард Рингбаум завалился на собеседовании, и произошло это, по общему мнению, потому, что английская кафедра не рискнула дать ставку доцента человеку, публично заявившему, что он не читал «Гамлета». Ставку предложили другому, который возможно, тоже не читал Шекспира, «но его никто об этом не спросил».

Эта веселая и толковая книга с необычным названием, на первый взгляд, может показаться даже вредной. Но как бы то ни было, самая известная книга этого автора переведена на 25 языков, и готовит читателю сюрпризы, парадоксы, провокации и некоторые загадки. К примеру, вдруг  высказывается [со]мнение, стоит ли читать вообще, ведь книг много, всё равно все не прочитаешь!

          Цитата, конечно, выхвачена из контекста, но я её все же приведу: «Осознание того, что количество книг, которые нужно прочесть, близко к бесконечности, подталкивает к мысли, что читать и вовсе не стоит. Глядя на неисчислимое множество уже вышедших книг, как не сказать себе, что любые читательские планы, пусть и помноженные на протяженность жизни, меркнут по сравнению с морем книг, которые так навсегда и останутся непрочитанными.

Чтение всегда начинается с не-чтения, и даже у самых увлеченных читателей, которые тратят на это все свое время, простой жест – взять книгу и открыть ее – всегда прячет за собой противоположный по смыслу акт, который реализуется одновременно и поэтому ускользает от нашего внимания: в ту же самую секунду человек невольно оставляет на полке и закрывает все остальные книги, которые, будь мир устроен иначе, могли бы оказаться на месте той избранной им книжки-счастливицы».

С автором чаще всего не хочется соглашаться, но ход его мыслей и рассуждений очень интересен. Парадокс в том, что, он аргументированно пытается говорить о пользе не-чтения. Но ведь для того, чтобы воспользоваться его советами, книгу все-таки нужно прочитать! Не буду углубляться в другие противоречия, скажу только, что мне интересно было знакомиться с этой книгой скорее как библиотекарю. (Кстати, именно библиотекаря автор ставит в более выгодное положение из-за того, что он владеет информацией о книгах, возможно, более остальных читателей–не-читателей, но при условии (?), что он этих книг не читал).

Или ещё заявление: «Я не читаю книг, на которые должен писать рецензии, ведь так просто попасть под влияние». Ну вот, а я думаю, что книгу сначала нужно прочитать, а уже после составлять своё мнение. Такие противоречивые чувства вызывают у меня мысли автора, но тем интереснее!

Предвижу возмущения читающей аудитории, в книге автор не рассматривает ситуации, когда человек читает много и получает от этого удовольствие! Книга о другом. Напомню её название «Искусство рассуждать о книгах, которых вы не читали».

Теперь понятно, почему я в начале нашего разговора не взяла на себя смелость советовать её прочитать, а только хотела сказать, что такая книга есть, с тайной надеждой, что кому-то захочется с ней познакомиться!

Читайте несмотря ни на что и будьте счастливы!

Книгу можно прочитать в ЛитРес: https://www.litres.ru/book/per-bayyar-12502919/iskusstvo-rassuzhdat-o-knigah-kotoryh-vy-ne-chitali-26719655/

Мне кажется немного странным, что в обществе продолжает обсуждаться вопрос, за какой книгой будущее – печатной или электронной. Странность заключается в том, что все более очевидным становится вывод: это две большие разницы, и не перевелись еще любители чтения в бумажном варианте. Я почти не задумывалась, что может случиться с книгоиздателями. И вот свой вариант того, как будут развиваться события, предложил французский писатель, автор романов, рассказов, стихов, пьес и эссе Поль Фурнель в книге «Читалка».

Не посоветовать такую я, конечно, не могла, но хочу сразу сказать: если вы начнете ее читать, постарайтесь делать это с удовольствием!

Бывший владелец, а теперь главный редактор одного издательства Робер Дюбуа всегда читал рукописи. Он к этому привык, процесс ему даже нравился. По должности приходилось делать в рукописях пометки, потому он держал за ухом карандаш. А еще любил запах свежей типографской краски. Иными словами, «Читалка» – это история человека, который на протяжении тридцати лет приходил в свой кабинет, открывал окно, опускался на стул и начинал просматривать рукописи никому не известных писателей.

Робер Дюбуа – очень интересная личность. Несмотря на то, что он человек старых взглядов, он очень демократичен. Может позволить себе рюмочку виски, общение с друзьями в ресторанчике, просмотр и обсуждение хорошего фильма. В нем сохранились чувство юмора и естественность, а легкая ворчливость его кажется даже по-домашнему уютной.

 И вот однажды помощница (студентка-практикантка) принесла электронную читалку, закинув туда все рукописи, которые ему нужно было прочитать за два выходных дня в деревне. Девушка пыталась облегчить редактору не столько работу, сколько физические нагрузки по переносу книг, так как сумка с ними сильно оттягивала плечо. Показав, как нужно водить пальцем по экрану, она закрыла двери кабинета, и Робер Дюбуа остался наедине с враждебным куском пластика.

«…Попытался приручить читалку. Она была черная, холодная, враждебная. Я ей не нравился. На гладкой поверхности не торчало ни одной кнопки. Ни ручки, ни петли, чтобы носить в руке, как папку или портфель, – только хайтековский шик, стильный, как загорелый швед. Черный матовый или блестящий – по выбору – экран. Все обтекаемое, тонкое, стеклянное, невесомое (я прикинул на ладони).

Я положил читалку на стол и прилег на нее щекой. Она не шелестела, не сминалась, не пачкала. Ничто не наводило на мысль о том, что у нее внутри хранится множество книг. Но главное – она была жутко неудобной: в портфеле потеряется, слишком мала; в кармане не поместится, слишком велика».

И как же вносить в нее правки? Он привык делать пометки на полях. Царапать по экрану? Ее еще нужно заряжать? Аккумулятор может сесть в самый неподходящий момент!

 Мне понравилось, как автор описывает взаимоотношения героя с читалкой и приобретение навыков ее использования:

«Я решил достать читалку на улице – пусть нюхнет реальной жизни.

Ее неотразимая красота сильно померкла в моих глазах, поскольку тест на удобство ношения она провалила. <…>

Тест на чтение в сквере, напротив, прошел вполне успешно».

 Однако и здесь появились неудобства:

 «Между зданиями пробивается луч солнца, и я сдвигаюсь на скамье, чтобы он не попал на экран читалки. Но война со светом проиграна заранее. Даже если увеличить интенсивность подсветки до максимума, читать все равно невозможно. С другой стороны, кому взбредет в голову читать Бодлера на солнцепеке?»

Забегая вперед, скажу: в конечном счете Робер Дюбуа расставаться с ней уже не захотел.

Любопытны характеристики авторов и их произведений, что именно цепляет редактора, когда он знакомится с очередной рукописью, размышления о том, что произойдет с текстом после превращения в книгу. «В типографском виде любой текст обретает дополнительную убедительность».

Передает автор сложность принятия решения, печатать или нет то или иное произведение (вопрос не только о художественных достоинствах: нужно спрогнозировать, станут его покупать или нет). Эта ответственность мешает редактору быть свободным и счастливым. Действительно, от него очень многое зависит.

«Тебя пугает, что ты не сумеешь распознать, обладает рукопись литературными достоинствами или нет. Ты боишься, что тебе не хватит культуры, знания великих книг, знакомства с литературными направлениями, в результате чего ты прозеваешь главное и упустишь редкую жемчужину. Эти страхи неизбежны, и они будут сопровождать тебя всю жизнь. От них нельзя избавиться, потому что ни один человек на свете не способен овладеть в таком огромном объеме знаниями, без которых, как тебе сейчас кажется, невозможно хорошо делать нашу работу. Успокаивайся тем, что ты не нанималась литературе в сторожа. Даже сами писатели – не сторожа литературе. Литература – это не некая изначальная сущность, которую автор вкладывает в текст; литература – это невероятно сложное коллективное творчество, оцениваемое спустя годы. Разумеется, каждый автор вносит в него что-то свое, как и издатель, формирующий книжные серии, но главное решение принимают не они, а читатели, в том числе журналисты, книготорговцы, университетская наука, начальная и средняя школа. Часто они не соглашаются друг с другом, меняют мнения, в результате чего в литературе отсутствуют заданные границы и формы. Возвращаются, казалось бы, прочно забытые авторы; другие, вроде бы утвердившиеся навсегда, погружаются в пучину забвения. В конце концов остается твердое ядро из писателей, которых все считают великими, но никто не любит».

Так наставлял редактор молодую практикантку. Цитата довольно большая, но в ней много интересных мыслей.

Очень точно переданы впечатления от того, как писатели презентуют свои книги или проводят встречи с читателями. Особенно занимательно почитать об этом после недавно прошедшего у нас Форума югорских писателей, на котором были подобные мероприятия. Фурнель от лица своего героя делает любопытные зарисовки, зачастую совпадающие с моими впечатлениями.

«Восхищаюсь читательницами, которые каждую неделю приходят на встречу с очередной заезжей писательницей, чтобы спросить, полностью ли ее книга автобиографична. А Женевьева все раздает и раздает автографы. Как вас зовут? А вашего мужа?

Неужели я работаю для этих читательниц? Объективно – да, хотя мне кажется, что я выдумал себе некую идеальную читательницу, слепил ее образ по кривому образцу».

Эта книга не только об авторах, издателях, но и о людях, которые читают книги. Хочется выделить еще одну мысль: человек читающий, в принципе, одинок. Так утверждает автор. Вам это подходит? Мне – нет. Но Поль Фурнель очень убедителен.

И здесь к месту вспоминается высказывание М. Цветаевой: «Каждая книга – кража у собственной жизни. Чем больше читаешь, тем меньше умеешь и хочешь жить сам. Ведь это ужасно! Книги – гибель. Много читавший не может быть счастлив».

Кстати, подобные мысли высказывал, например, И. Бунин в своих дневниках. Соглашаться с этими умозаключениями не хочется, но, видимо, доля истины здесь есть.

В романе «Читалка» много рассуждений о книге, ее пользе, ощущается искренняя любовь автора к печатному слову. Чтение здесь показано как необходимый жизненный процесс, как еда, сон, утоление жажды.

Пора все-таки перейти к основной теме романа. Со времен Гутенберга текст и книга всегда составляли единое целое. Но времена изменились. Любопытно отношение главного героя романа к этим переменам. Он, конечно, немного грустит от того, что его время истекает, но тем не менее выходит из ситуации достойно: передает свое дело молодым людям, поддерживает их и морально, и финансово.

А что же остается ему? И тут, как говорится, нет худа без добра. Первое, что он сделал, когда оказался не у дел, – пришел в книжный магазин и накупил книг, которые хотел всю жизнь прочитать, но не мог, поскольку все его время уходило на рукописи.

Кто-то скажет, что электронное чтение вытесняет печатные издания, но мы-то с вами знаем, что это не так. Смело берите в руки «Читалку»: история написана изящно, легко, интеллигентно, с юмором и самоиронией; я бы сказала, очень французская книга, в которой много воздуха.

Зинаида Гиппиус упоминала, что после сочинения очередного стихотворения целый день ходила как влюбленная, а у меня после прочтения романа Поля Фурнеля целый день было ощущение, словно в моей жизни случилось что-то очень светлое!

 И еще одна зарисовка (пропустить я ее не могла):

«Районная библиотека выглядит современно. Она по-прежнему носит имя писателя, хотя по большей части выдает посетителям фильмы. Внутри обстановка не слишком уютная, и, полагаю, это сделано намеренно, чтобы отвадить любителей просиживать за столами долгие часы. Скорее гипермаркет, чем место для вдумчивого чтения. Но я все равно ее люблю, потому что сумел приручить. Здесь царит чисто книжная тишина. Книги в основном новые, они пахнут клеем и типографской краской, опровергая расхожий стереотип о вечной пыли библиотек. Я сажусь за свободный стол, втиснутый между полками со спортивной и научной литературой, обезопасив себя от снующих туда-сюда читателей».

Хорошо еще, что автор не написал о библиотеке, как об одном книжном магазине: «местечко, словно специально созданное, чтобы портить людям настроение».

«Читалки» в нашей библиотеке нет, поэтому, после всех рассуждений о том, что есть еще читатели, которые любят печатный вариант, отсылаю вас к Интернету, на ЛитРес.

Читайте хорошие книги и будьте счастливы!

Повесть Юрия Трифонова, о которой сегодня пойдет речь, написана в 1975 году и сразу же опубликована. Это стало не только событием в литературной и общественной жизни, но, по моим ощущениям, сенсацией. Помню, как мы ей зачитывались, обсуждали, спорили… Она стала очень популярна по сравнению с другими – уже известными – произведениями этого автора.

Напечатана была в журнале «Дружба народов», а отдельное издание вышло гораздо позже – только в начале 1980-х годов. Теперь уже не скрывают, что случилось это по цензурным соображениям. Мало того, ее одно время даже запрещали выдавать в библиотеках. Нас это как-то миновало!

Название имеет отношение к расположенному напротив Кремля жилому «Дому правительства», который после публикации произведения стали называть «Домом на набережной». Кстати, детство автора прошло именно здесь, поэтому в повесть вошли его личные воспоминания, впечатления, эмоции.

Наше общество шагнуло далеко вперед, и, на мой взгляд, проблемы, описанные в книге, сейчас уже мало кого волнуют. Но все же я соглашусь с коллегами, которые считают, что ее незаслуженно забыли.

В небольшом по объему произведении (всего 150 страниц) автор описывает своих героев в ситуации выбора. Казалось бы, ничего нового: нам ведь тоже приходится делать свой выбор чуть ли не каждый день, может быть не столь значительный и судьбоносный, как у героев книги, но все же…

А они постоянно оказываются перед дилеммой – преступить или не преступить нравственный закон. По существу, автор показывает, как происходит процесс постепенной деградации личности. Не случайно в книге проводится аналогия с Раскольниковым, который долго готовится к убийству, но, решаясь на него, тем самым убивает в себе человеческое начало.

Рассуждая о Достоевском, профессор Ганчук приходит к неожиданным для меня выводам: «Нынешние Раскольниковы не убивают старух процентщиц топором, но терзаются перед той же чертой: переступить? И ведь, по существу, какая разница, топором или как-то иначе? Убивать или же тюкнуть слегка, лишь бы освободилось место? Ведь не для мировой же гармонии убивал Раскольников, а попросту для себя, чтобы старую мать спасти, сестру выручить и самому, самому, боже мой, самому как-то где-то в этой жизни…» И продолжает: «Там все было гораздо ясней и проще, ибо был открытый социальный конфликт. А нынче человек не понимает до конца, что он творит… Поэтому спор с самим собой… Он сам себя убеждает… Конфликт уходит в глубь человека – вот что происходит…»

Я бы сказала, что повесть написана в лучших традициях литературы того времени: в ней есть положительные и отрицательные герои, интриги и, конечно же, осмысление прошлого и настоящего.

Главный герой – литературный критик Вадим Глебов, жуткий карьерист; он умен, расчетлив и амбициозен, при этом в него легко влюбляются девушки. Но главное его качество – это зависть, поэтому невольно напрашивается вывод, что это история о ней. Он страшно завидовал своим друзьям, которые жили в 1940-х годах в том самом высотном элитном доме. Сам же он вместе с бабушкой и родителями ютился в покосившемся гнилом бараке во дворе, где все время скандалили соседи.

Но проживание в этом доме в соседстве с высокопоставленными чиновниками и, разумеется, их детьми – еще не гарантия успешности в жизни. Так произошло, например, со спившимся некогда всемогущим Левкой Шулепниковым.

Кроме зависти герои испытывают чувство животного страха, которое находилось глубоко внутри каждого из них. Этим чувством и были продиктованы их поступки; этот страх в какой-то степени определял жизнь всей огромной страны в 30–70-е годы прошлого века.

Приводить примеры я не буду, иначе мне придется пересказать все содержание книги. А дело это неблагодатное, поэтому вы сами разберетесь, кто есть кто. Конечно, симпатии и сочувствия главный герой не вызывает, но ситуация, описанная в книге, касалась так или иначе почти каждого. И хотя многие персонажи повести упоминаются вскользь, все же они позволяют автору показать разные социальные слои общества.

Сейчас трудно судить и размышлять о том, как бы ты поступил(-а) в том или ином случае, хотя соблазн такой возникает. Но сразу приходит спасительная мысль: повезло тем, кому не пришлось сталкиваться с обстоятельствами, в которых оказался главный герой (подписать пасквиль, произнести обвинительную речь, в конце концов, просчитать все возможные последствия от того, что возлюбленная оказалась дочкой опального профессора, и т. д.). Но списывать свои неблаговидные поступки (мягко говоря, а в авторском варианте это звучит как предательство) на времена – позиция очень удобная: «Осуждай не осуждай, а против времени не пойдешь, оно кого хочешь скрутит». Но тут же вспомнилось, как верно и точно подметил поэт Александр Кушнер: «Времена не выбирают, в них живут и умирают». Юрий Трифонов же видел свою задачу в том, чтобы «увидеть, изобразить бег времени, понять, что оно делает с людьми, как все вокруг меняет…».

И еще одна характерная особенность Глебова: он сильно старался забыть некоторые эпизоды из своей жизни, рассуждая, «что память – сеть, которую не следует чересчур напрягать, чтобы удерживать тяжелые грузы. Пусть все чугунное прорывает сеть и уходит, летит. Иначе жить в постоянном напряжении».

Открывается повествование пассажем, но, скорее, это больше похоже на эпилог (поэтому я его цитирую в конце): «Никого из этих мальчиков нет теперь на белом свете. Кто погиб на войне, кто умер от болезни, иные пропали безвестно. А некоторые, хотя и живут, превратились в других людей. И если бы эти другие люди встретили бы каким-нибудь колдовским образом тех, исчезнувших в бумазейных рубашонках, в полотняных туфлях на резиновом ходу, они не знали бы, о чем с ними говорить. Боюсь, не догадались бы даже, что встретили самих себя. Ну и бог с ними, с недогадливыми! Им некогда, они летят, плывут, несутся в потоке, загребают руками, все дальше и дальше, все скорей и скорей, день за днем, год за годом, меняются берега, отступают горы, редеют и облетают леса, темнеет небо, надвигается холод, надо спешить, спешить – и нет сил оглянуться назад, на то, что остановилось и замерло, как облако на краю небосклона».

Мне видится, это ключ к пониманию замысла автора, который побуждает задуматься и поразмышлять о тех, других, которые пришли на смену трифоновским героям, – они какие?

В этом и есть несомненное достоинство текста замечательного мастера слова Юрия Трифонова, чья повесть «Дом на набережной» вышла в серии «Мировая классика».

Читайте хорошие книги и будьте счастливы!
«Дом на набережной» можно взять для прочтения в отделе обслуживания библиотеки на 1-м этаже.